Ведьма знала: человек больше доверяет тем, кто хоть чуть-чуть на него похож. Симпатичные нам люди чаще всего те, которые так же, как мы, смеются, смотрят, прищуриваются, а если у них ещё и глаза, нос, губы, как у нас, ещё больше подсознательно к ним тянемся. Но это уже психология, о которой ведьма никакого понятия не имела. Она просто знала: нужно хоть немножко напоминать того, с кем встретилась. И потому, поглядев в окошко на Калгаму, быстренько вытянула голову – стала она остроконечной, глаза сделала себе – весёлые, как у великана, на губы добродушную улыбку набросила.

– Бачико-апу, гости дорогие! – ласково промолвила Нгэвэн. – Проходите! В тесноте, да не в обиде.

Калгама-то и вправду еле-еле в домик втиснулся. Сороке да мышке места много не нужно: одна под лавкой примостилась, другая на шесток взлетела. Шесток над печкой устроен – на нём Нгэвэн олочи сушила.

– Угостить вас нечем, – пожалилась ведьма. – Может, Гаки чего принесёт? Улетела моя подружка на раздобытки. Подождём её.

На печи котёл стоит, в нём вода кипит. Нгэвэн заметила, что Калгама с интересом на посудину смотрит, да и говорит:

– Вот, собралась кипяточку попить – кишочки промыть. А так хочется супчику!

Великан по глазам ведьмы видит: отводит она взгляд в сторону, хитрит. Решил он: старушка притворяется нищей, жадничает – не хочет гостей потчевать. Вон и сундук в углу стоит. Мышка дырочку в нём нашла, успела туда – проныра такая! – влезть, содержимое проверила. Выбралась из отверстия с чумизой. Сидит и потихоньку грызёт, да лукаво Калгаме подмигивает.

– А давай суп сварим! – предложил Калгама ведьме. – У меня нож есть. Из него хороший супчик получается! Пробовала такой, бабушка?

– Да как же это? – удивилась Нгэвэн. – Сколько живу, никогда даже не слыхала, чтоб суп из топора варили!

– Очень просто, – засмеялся великан. – Гляди: бросаю нож в кипяток… О, вода ключом забурлила! Пусть нож немного поварится. А нет ли у тебя, бабушка, крупы? Чуть-чуть её надо.

– Как же, есть! – Нгэвэн открыла сундук, достала берестяную коробку с чумизой. Великан взял две горсти и бросил в котёл. А его ручищи-то большие, много крупы в кипяток попало.

– Теперь надо подмаслить нож, – хитро прищурился он. – Не найдётся ли кусочка жира? А то заржавеет нож в супчике…

Нгэвэн верит ему. Даже и мысль ей в голову не приходит: как это так может нож заржаветь в кипятке? Принесла ведьма хороший шмат солонины. И его Калгама бросил в котёл. Помешивает супчик, время от времени пробует:

– Вот-вот готов будет! А нет ли у тебя, бабушка, сладких корешков и ароматных травок?

– Ох-хо-хо, подвесила их Гаки под потолок, – засуетилась Нгэвэн. – И не достать мне их оттуда!

– Ничего, я достану! – Калгама и травок добавил в кипяток. – А соль-то найдётся? Нож без присолки невкусный получается…

Соль тоже нашлась. Калгама помешивает варево в котелке да приговаривает:

– Варись, варись, ножичек! Наваристый супчик получается.

И вправду, пахнет вкусно. Нгэвэн облизнулась, поставила на стол миски:

– Давайте кушать!

Тут и Гаки прилетела, да не пустая – с ягодой клюквы. Полный туесок насобирала!

– О! Чайку попьём, – обрадовался Калгама. – У меня юколы немножко есть. Погрызем её. Для тебя, бабушка, ничего не жалко!

– А ножик подарил бы мне? – прищурилась Нгэвэн. – Я супчик из него каждый день готовила бы, сытая была бы, а так – голодная сижу, едва ноги переставляю…

– Э, нет! – ответил Калгама. – Нож мне пригодится. Я Хондори-чако и его сестрицу Амбакту ищу. Бусяку, они хитрые и сильные. Без охотничьего ножа не обойтись.

– А! Слыхала я об этих бусяку, – кивнула Нгэвэн. – В пещере они живут, далеко отсюда.

Ведьма не могла, конечно, признаться: о бусяку не просто слышала, а дружила с ними, в гости иногда к ним ходила, брат и сестра угощали её человечиной, да и она звала их на пиршество, если удавалось заманить охотника-разиню да в котле его сварить.

– Зачем ищешь их? – поинтересовалась Нгэвэн. – Они живут уединённо, не любят, когда их покой тревожат.

– Фудин у них томится, – сказал Калгама. – Выручать её из неволи иду.

– Как бы ты не опоздал! – ведьма изобразила сочувствие, даже вздохнула. – Красивые девушки – любимая пища бусяку. Откормят они её, как утку, и за милую душу съедят.

– А покажешь, в какую сторону идти? – попросил Калгама. – Век тебя помнить буду!

– Утром покажу, – соврала Нгэвэн. – Сейчас-то, на ночь глядя, как пойдёшь? Отдохни у меня, сил наберись.

Сама-то, конечно, не из добросердечия всё это говорит. Только об одном и мечтает: как бы Калгаму поскорее прикончить да в котёл положить вариться. Никогда она ещё великанов не пробовала. Может, они лакомые? Подумала об этом и слюну сглотнула, так захотелось ей свеженинки.

– Кар-кар! Точно: утро вечера мудренее, – поддержала хозяйку Гаки. – Не беспокойся, Калгама: я дорогу к пещере бусяку знаю, провожу вас туда.

– Точно, спать хочется, – зевнул Калгама. – Друзья мои, мышка да сорока, наелись ли вы? Не пора ли на боковую?

– Пора, пора! – откликнулись мышка с сорокой. А желудь и вертел молчат, ничего не говорят – им в мешке тепло, уютно.

Улёгся Калгама на пол, накрылся одеялом, но не спится ему. Всё о старушке думает: почему на вид приветлива, а сама жадная? Да и помощница её, ворона Гаки, доверия не внушает. Нанайцы не зря считают её плохой птицей. Гаки ленится сама добывать пищу, за охотником по лесу летает, жжет, когда он зверя добудет. После этого над ним кружится, каркает. Неровен час, услышат волки или медведь – придут и отберут у охотника добычу. Да и вороне кусок-другой перепадёт. Не зря старалась, из всей мочи каркала.

«Нет, не может обычная старушка с вороной дружить, – решил Калгама. – Зловредная это птица! Все знают: если в семье нанайца мальчик родится, ворона семь дней радуется: как-никак, будущий охотник появился, будет вслед за кем по тайге шнырить. Если девочка родится, то ворона семь дней сердится: вырастет, станет женщиной, будет ворону гонять и мужу на неё жаловаться. Ведь вороны только и ждут, чтобы хозяйка обзевалась: то юколу с вешала утащат, то цыплёнка уворуют, безобразницы! Нанайцы гонят ворону от дома подальше, а эта бабулька, наоборот, держит её при себе. Нет, что-то тут не то!»

Решил он притвориться, что спит. Слышит: поднялась Нгэвэн с лежанки, вышла на улицу, да так бодро, легко ступает, будто и не жаловалась вечером на больные ноги.

Соскочил Калгама, положил под одеяло котёл, сам перебрался в угол. Старушонка вернулась с топором и, как кошка, подкралась к месту, где должен был великан лежать, встала поудобнее и, размахнувшись из всей силы, ударила по котлу. Дзинь! – он лопнул.

Калгама сразу вскочил:

– Зачем, бабушка, котел ломаешь?